Восход над океаном - Страница 16

Ей казалось, что он гораздо сдержаннее отнесется к детям, и если и вернется к ней из-за ребенка, то лишь из чувства долга.

— Расскажи мне о них, — неожиданно попросил он.

Алрика взглянула на Барта. Он казался растроганным, проникнутым благоговением. Она никогда не видела его таким — даже в самые светлые минуты их жизни, даже в их первую сладкую ночь. Наверное, с таким лицом он стоял бы перед иконостасом, если был бы религиозным человеком.

— Что бы ты хотел узнать? — уточнила Алрика охрипшим от волнения голосом.

— Все. Как они росли, как проводят свои дни, какими были их первые слова, что они любят, а что нет… Словом, все, что я знал бы, проведи я все это время с ними.

Алрика, чье сердце уже было готово растаять, насторожилась. Если бы Бартон сказал: «Проведи я все это время с вами»… Это была его ошибка.

Он списал меня со счетов, с горечью подумала она. Я для него — ничто, бесплатное приложение к его наследникам. С тем же успехом он мог спросить няньку: «Как сегодня вел себя мой ребеночек? Не капризничал? Не кашлял?».

И все его обаяние, все его страстные взгляды, призванные пробудить в ней чувственность и воспоминания о былой страсти — только оружие, способ склонить ее на свою сторону и добиться желаемого.

Ну нет! Она не попадет в руки этого умелого манипулятора, она не из таких! Он может сколько угодно пытаться играть ее чувствами… К тому же он, наверное, уже знает — ему донесли, что с момента их расставания ни один мужчина не касался ее жадного до ласки тела. Алрика не настолько примитивна, чтобы позволить какому-то пижону ифать на ее основном инстинкте! Даже если этот пижон — отец ее детей.

— Ты действительно многое пропустил, Бартон, — холодно сказала она. — Но, боюсь, это невосполнимо. Останься ты со мной — и мы вместе делили бы радости и хлопоты. Но теперь поздно говорить об этом. В двух словах не расскажешь, как мы жили без тебя… Да и незачем.

— Но теперь я вернулся, и я готов поддержать вас, — попытался пойти на мировую Барт.

— Мне действительно нужна была тогда твоя поддержка, Бартон Элдридж. Не скрою. Но теперь — извини… У нас своя жизнь. Она сложилась так, как сложилась, и в ней нет места посторонним.

Она повернулась к окну и стала смотреть на золотую от закатных лучей бухту и белый теплоход вдали, пытаясь успокоиться. Но даже вид плещущихся волн, который всегда успокаивал Алрику, теперь не помогал — ее била дрожь гнева и обиды.

— Посторонним… — Барт скрипнул зубами. Чувствовалось, что стрелы Алрики попали в цель и его больно резануло это слово, но он решил взять себя в руки и проглотить услышанное.

— Слушай, Рики, давай не будем ссориться. Потакать своим обидам неуместно, когда речь идет о детях.

Слова, слова… Красивые и громкие слова. «Ради детей», «во имя наших сыновей»… Так говорят демагоги, которые хотят добиться своего и не находят лучших аргументов.

Она подхватила со столика опустевший стакан Барта и снова вышла в кухню, на этот раз решив приготовить две порции спиртного. Алрика чувствовала, что ее нервы на пределе и она вот-вот сорвется.

Она не испытывала угрызений совести по поводу того, что не сообщила ему о своей беременности. Он сам во всем виноват. И никто не мог предположить, что три с лишним года спустя его вдруг взволнует судьба двойного плода их давно забытой любви. Забытой им. Она-то помнила о нем и днем, и ночью.

Барт спросил, как росли дети. Что она могла ответить ему? Что ей пришлось искать кормилицу, потому что в ее груди пропало молоко в тот самый день, когда она узнала о его свадьбе?

Эту новость принесла соседка, жившая через пару десятков метров от ее домика на берегу, добрая душа. Она перегнулась через забор и заглянула во двор, где сидела с книжкой Алрика, покачивая коляску с близнецами.

— Слыхала? — почти торжествующе спросила дородная миссис Пустер, утвердив на ограде свой впечатляющих размеров бюст. — Твой-то…

— Вы о ком? — безразлично поморгала Алрика, с неохотой отрываясь от книжки.

— Мистер Элдридж женится на какой-то миллионерше. Вон, в газете пишут! — Миссис Пустер протянула Алрике смятый газетный листок, в который, судя по всему, перед этим заворачивали покупки.

Алрика машинально подошла и взяла газету. Да, действительно, там сообщалось о свадьбе Бартона Элдриджа и некой Элис Офейлер, и даже прилагалась фотография: сияющий Барт под руку с тощей кикиморой, сгибающейся под тяжестью драгоценностей.

— Ну и что, — деланно пожала плечами Алрика, возвращая газету миссис Пустер, готовой перепрыгнуть через забор от любопытства. Как же! Ей предстоит еще рассказать всем в округе, как Алрика Робинс реагировала на известие о женитьбе бывшего мужа. — Мне больше нет до него никакого дела, для меня этот человек давно не существует.

Она взяла коляску и укатила ее в дом, подальше от любопытных взглядов. Уложила детей спать и только после этого заперлась у себя в спальне, упала на кровать и разрыдалась.

А ведь она ждала его до последнего! Каждую минуту ей мерещилось, что вот-вот откроется дверь и Барт вернется. Она даже кровать выбрала помягче и пошире — на случай, если он захочет снова приласкать свою когда-то любимую жену. А потом жалела об этом. Алрике было так одиноко на этой двуспальной кровати!

Если бы Барт знал, как она ждет его, как он нужен ей, как ей плохо и тошно без Него! Но нет. Ей не хотелось тешить его тупое мужское самолюбие.

Стоило ли ему знать, как она одинока и напугана… Еще бы — она до самых родов не могла поверить, что ей придется растить ребенка одной. А когда врач с доброй улыбкой на лице сообщил Алрике, что она станет матерью сразу двоих малышей, неизвестно, что она испытала в большей мере — радость или страх. Скорее, последнее.